Ставки сделаны, ставок больше нет

Вы писали недавно в каком-то письме,
Что давно переполнена чаша терпенья,
Что сожжете меня Вы по этой весне,
Куклу будете жечь за меня неименьем!

День первый.
То, что традиционное возлияние в Сенате приведет к неконтролируемым последствиям граф Фурфур в целом предполагал, но уверен не был... Во всяком случае до того, как именно к этим последствиям все и пришло.
Все началось с того, что в Аду наступил какой-то бессмысленный период общего застоя. Никто не враждовал, никто против никого не дружил, все шло не своим чередом.
На собраниях царила тяжеловесная скука, разбавлять которую выходило разве что вином да иными удовольствиями.
В каком из этих иных удовольствий вдруг закрался спор о том, кому и что под силу или не под силу сделать, Фурфур уже и не помнил. Тогда это казалось сумасбродной, веселой идеей - не самые большие это были деньги, чтобы над ними трястись. И даже когда Асмодей, с присущим ему ехидством, сделал ставку на то, что граф Мурмур так с этими деньгами и уйдет, от ставок никто не отказался.
И почему неудачный, белый камень из чаши, полной камней черных, вытянул именно он?..
В пору было подозревать дурной замысел и желание остальных владык пройтись по его гордости, но Фур себе не льстил - с высокой вероятностью виною всему были скука и безделье
И только ими ведомый, граф Фурфур ступил на землю Вавилона на следующий же день.
Сам он предпочел бы явиться на событие столь неоднозначное в красном, как кровь, бархате, с жемчужным чепцом и нитью коралловых четок - ему удалось отхватить в Зимимайю несколько чудесных швей после наводки очаровательного итальянца. И пусть земная мода вызывала у него странные чувства (Фурфур не понимал, отчего мужская одежда столь... нелепа?), но по-своему она была прекрасна.
Вавилон, этот геометрический кошмар, задавал свои правила - здесь стояла чудовищная жара, а потому, пожертвовав бархатом и золотой тесьмой, Фурфур был облачён в пурпурную с золотом, струящуюся тогу, подвязанную золотым шнуром.
В соседний домен его принес уродливый семиглавый бес, увенчанный беспорядочной короной сплетенных рогов, причудливая смесь козла и пса.
Бес вонял, хрюкал и рычал одновременно.
И холодное вино в золотой чаше было единственным, что примиряло графа с этой жарой, духотой, с этим бесом, с этим солнцем и песками. Со всем сразу - тем более, что ничего из этого по-настоящему не могло бы доставить ему дискомфорта, кроме проигрыша.
Но у игры были определенные правила и, единожды их выдумав, граф собирался следовать им неукоснительно.
Именно следуя им, посреди пустыни, в пресвятой по самые гланды общине, граф Зимимайи ловко спрыгивает со своего беса, залпом допивает вино, а потом с готовностью роняет себя коленями в горячий песок.
- Франческо! Этот недостойный грешник прибыл сюда, в эту святую обитель, чтобы покаяться перед вами в своих грехах. Ибо никто иной, кроме вас, не сможет снять тяжёлое бремя с мятущейся души!
Вопреки ожидаемому, хорошо поставленный голос графа разносится по всей общине, словно просыпается старая привычка.

Отредактировано Furfur (2024-06-03 19:23:43)

Подпись автора

у тебя лицо невинной жертвы
и немного есть от палача