Оробас знал, что виноват. Знал, что цены на экспорт с его молчаливого дозволения будут подкручивать, ориентируясь не на здравый смысл, а на момент, когда гаапские торговые агенты взвоют. Кто-то честно ожидал, что взвоют и побегут вешаться, а оказалось, ублюдки взвыли и побежали жаловаться, и жалоба дошла до герцога, и герцог отыгрался. На этом месте баланс выгоды пошел уже в другую сторону и Оробас, не откладывая, решил уладить все лично, это он умел – улыбаться, убеждать, вернуть все показатели на начало года и замять тему с убытками. Кто их считает, эти убытки, право же!
Вот так делаются дела – понемногу откусил здесь, чуть-чуть там, вчера торгуем, завтра обманываем, сегодня… сегодня играем. Он улыбался. И шкатулки замечательные, и переговоры удались на славу, а идея у Астарота так вообще гениальная. После каждой партии каждый из них клянется, что никогда больше ни за какие условия и посулы не сядет в это играть. И все равно играют. Демоны обожают игры. Они обожают состязаться.
Оробас сидел в обычном своем бесстыже невинном облике юноши с золотистыми волосами чуть выше плеч, и на плечо спадала золотая серьга с бриллиантовыми звездами, и между ключиц, в широком вороте белоснежной рубашки виден был бирюзовый кулон. Глаза в тон – аквамариновые, бирюзовые. Узкие кожаные штаны с тисненым ремнем дополняли высокие сапоги – изначально он рассчитывал покончить с делами и напроситься на охоту или что-то в этом роде, но теперь какая, в бездну, охота.
Шкатулки и впрямь получились на славу. Глаза на какое-то мгновение плеснули присущей им желтизной – рассмотрел как подобает, резьба, под резьбой тонкая работа с запретом, который закрывает от зрения, и от условий, и от вопросов. Да, предметы тоже можно спросить, но эти теперь не ответят.
И еще, важная деталь… вино в своем кубке он небрежным жестом превратил в воду, потому что от алкоголя развезет на полпути. Через мгновение превратил в воду и уже выпитое, отчего между лопаток прохватило неприятным холодком. Астарот думает, что он хитрый.
– Все великолепно, друг мой, и это творения настоящего мастера! Приступим, не откладывая?
Скрадывая заминку, Оробас улыбнулся шире и показал кончик черного языка: змеи переглядываются, словно меряются, кто злее.
Он требовательно протянул руку и невидимые слуги тут же вложили в нее одну из шкатулок. Задумался, мечтательно сощурился, сделал. Закрыл крышку и поставил перед собой – тоже часть испытания. Не думать о том, что внутри.
– Что в кальяне? Смесь? – невинный вопрос тем же тоном, каким спрашивают про погоду, но смысл в том, станет им обоим худо или совсем худо. Бросимся под мобиль или под поезд? Что ты сегодня выбрал, друг мой?
Кости гремят по столу – Оробасу не повезло начинать первым. Он терпеливо улыбнулся неудаче и, устроившись в кресле поудобнее, начал рассказ:
– В стране полуденного солнца, где в небе резвятся соколы, в краю, где виноград и хмель, в тереме среди обширного сада жила дева. Когда она вставала поутру, то умывалась росой, когда выходила в полдень, сливы и персики, яблони и вишни протягивали свои плоды ей прямо в подставленные руки, когда она вечером плясала у огня, то весь мир кланялся ей, и ангелы в небесах, и демоны под землей. И всякий за горами, и за морем, и в Святом Риме, и в дикой Франконии, и в сумрачной Нортумбрии знал о том, как было ужасно ее колдовство, и как она была красива. Черные косы доставали до самой земли, и цветные ленты были вплетены в них, и венок из колокольчиков и васильков, ромашек и маков короновал ее. Кто познавал молочную томность ее кожи – сходили с ума, кто хоть раз видел ее взгляд, подобный сумрачному блеску антрацита – не мог более сказать ни слова.
Многие принцы и князья приходили в ее дом с резными коньками на крыше, приносили золотые кольца и серебряные монеты, клялись и грозились, но все стали нитями в ее вышивках, бубенцами в ее косах и дымом в ее очаге из красных камней…
Оробас умолк, переводя дыхание, потянулся за мундштуком и тут же продолжил, держа его у губ:
– Многие, друг мой, хотели возлечь на ее ложе, на покрывала, вышитые земными плодами, на подушки, набитые лебяжьим пухом, с ней, с ведьмой. Но у ложа своего хранила она шкатулку из сандалового дерева, резную и пахнущую солнцем и негой.
Он хищно улыбнулся, вдыхая пьянящий дым и, резко выдохнув, нанес неожиданный и коварный удар, глядя прямо в глаза, чудовищный гремящий голос грянул со всех сторон:
– Что в шкатулке?!

Подпись автора

такие дела.