Некогда стояли в этом домене светлые времена, когда маркизом в костюме чумного доктора пугали малых детей от одной границы до другой, только присказка менялась. "Придет маркиз и заберет тебя в замок, чтобы там терзать всякими и разными хворями в своих подземельях" или "Придет маркиз и выпьет твою кровушку". А еще раньше, до великой Черной смерти ходила сказка, что хозяин домена де собирает детишек, чтобы спускать с них кровь, и принимает в ней ванну. Только их невинности он обязан своей восхитительной красотой. Невинные детишки, впрочем, в аду встречались так редко, что занимайся Лерайе этими глупостями, красоты ему не видать. Еще были сказки по "придет ночью, чтобы сожрать твои бубоны", но такие  Его Милость не собирал - ему не нравилось.

- И тогда этих зараженных привязывают к кольям по пять штук и поджигают на центральной площади. Вся площадь в кострах! - увлекшийся поросенок, проросший фарсовыми аметистовыми шипами, тщательно ограненными и любовно полированными для придворного выхода, приплясывал на месте, норовя ухватит тень хозяйской улыбки. Маркиз слушал благосклонно. Забрал перламутровой вилочкой яблочный кубик, одетый белой пенкой десертного крема, и неспешно положил его язык. Поросенок немого осоловел глазами и сбился с ритма своей возбужденной чечетки.

- Веревки прогорели, а они нет - и носятся по площади, верещат, полыхают, поджигают собой, деревянные халупы!
Лерайе, наконец, развеселился, одарив запыхавшегося докладчика обаятельной улыбкой, способной согреть в пасмурный день. Подданные нечасто видели Его Милость в ярких эмоциях.

Сикст же был из немногих, кто мог похвастаться. Лерайе хохотал как черт. Он был в несказанном восхищении, смущении и в неописуемом восторге. Некогда Сикст принес маркизу пергамент из Вавилона с чарами, ценность которых тогда казалась обоим запредельной. Чтобы оценить игру, нужно учесть все вложенные в нее детальки. Сперва Асмодей очень ловко продал Лерайе интерес к этим чарам, а после не менее талантливо - Сиксту возможность их добыть. Это было великолепное похищение, которое заставили папу попотеть, а маркиза - в своем замке поволноваться, вымеряя шагами комнаты. И когда, потратив пару дней на расшифровку, Его Милость получил рецепт укропного хлеба, но даже не сразу сообразил, как ехидно и далеко его послали с его затейливым шпионажем. А после смеялся до слез. Но они с Сикстом не слишком часто вспоминали эту историю, а молчаливое, дразнящее "я знаю, что ты знаешь, что я знаю" между маркизом и его королем сохранило свой статус кво.

- А! Сикст, душа моя! А мы как раз говорим о твоих подопечных!
Только теперь он и просиял по-настоящему.
- Оставь нас, - короткое движение ладони выдворило осмелевшего поросенка так нежданно, что он даже сникнуть не успел.
- Что ты мне принес?
Все гости этого кабинета - если будуар справедливо так называть - либо что-то принесли, либо о чем-то просили. Поболтать просто так сюда не приходил никто. Но маркиз предпочитал начинать разговор с оптимистичной ноты - попросить всегда успеешь. Не тут-то было.
- Сядь, дорогой друг. Налей себе вина. Это утомительный день.
Маркиз неспешно добыл из десерта еще одну сочную круглобокую ягоду, и пока она распускалась на языке свежей кислинкой, попытался прикинуть, как сейчас объяснит, что решал посредством размена францисканцев более личные государственные (!) задачи.

- Надо думать, святой отец прогневил небесное воинство. Или Еге Величество.
2 пядей во лбу не требуется, чтобы связать вторжение ангелов и ликование народа, все еще от чего-то верящего в их заступничество. Не составит труда и вывести из этой точки все дальнейшие варианты развития истории с участием всех заинтересованных лиц.
- На фоне последних событий вдохновенно верящие могут быть опасны в первую очередь для самих себя. Особенно в Вавилоне, где ангельских недобитков ищут с известной тебе тщательностью. Я лишь посчитал нужным уберечь ваших людей от опрометчивых действия до твоего возвращения. И немного занял их насущными заботами.

Подпись автора

Вы там не мерзнете на вершинах ваших моральных устоев?

После пары тысяч лет унижений, начинаешь особенно ценить людей, которые не пытаются тебя наклонить. Возраст не тот, и гибкость в пояснице делается все упрямее. Маркиз знал множество тварей, которые попытались бы повозить его лицо по обязательствам, благодарности, вине, этике и моральному кодексе в наивной убежденности, что ему не плевать. И тогда ему пришлось бы подняться с кресла. А это всегда неприятно. Для всех.
Папа Сикст был того рода изумительным и ловким дипломатом, которого каждый посчитал бы за честь делегировать от своего двора в самые горячие точки. В хорошем смысле этой формулы. Потому что он справится. И теперь, когда их изумительный диалог строился на взаимной заботе и благодарности, Его милость не мог не отметить иезуитскую элегантность, с которой посетитель вывел беседу в это русло, со всей очевидностью внутренне скрипя зубами. Впрочем, к зубовному скрежету Сикста привык уже даже Сикст… Без старика Франческо было скучно, право слово.
- Старки просто завидуют. Паперия не должна забывать своих героев.
Не каждому удается выбраться из этой мышеловки. Но, будем честны, не каждый хочет. А Асмодей азартен, но отчего-то считает, что свои проигрыши надо честно выплачивать. Маркиз такими глупостями никогда не занимался. Какой вздор в конце концов. Но в свое время подсказал нынешнему своему собеседнику настоять на такой игре.
- Как интересно! Откуда?
Растащить библиотеку Вавилона дело, несомненно, доброе. Им все равно столько не прочесть. Да кто там читает? Имхотеп в основном пишет, а Асмодей считает. Но попасться на этом еще разок будет неприятно. Его Величество может и не ограничиться крепким нарезным намеком.
Как же приятно разворачиваются дармовые бумаги! Мало что может сравниться со старинной рукописной вязью под пальцами, доставшейся тебе просто так.
- Попробуем?
Во взгляде понимается азарт ленивого хищника.
- Выйди из-за портьеры!
Окрик милостивый, но оскорбительный как пощечина для каждого уважающего себя шпиона. Тяжелая драпировка у двери подергивается и нехотя являет им снова уже знакомого аметистового поросенка. Лерайе взирает на него с прискорбием, но без осуждения.
- Отвратительно, - констатирует маркиз. – Когда меня начнут прилично подсиживать, что бы я с восхищением думал: «Что за сукин сын?!»
Бегло сверяется с бумагой. Давно уже ему не приходится менять знаки в чарах осознанно. Сперва ничего не происходит. А после становится понятно, что иглы, которыми усыпан яхонтовый свин, уменьшаются жесточайшим и неестественным способом – врастают, втягиваются теперь внутрь поросячьего тела. Мгновением позже неудачливый шпион ощущает первую боль. Шкура проступает кровавым потом там, где в нее уходят драгоценные камни.
- Имя.
Бес корчится, вьется, чешется и пытается выдрать из себя скользкие полированные для парадного выхода украшения. Во взгляде маркиза рисуется темный восторг под нарастающий поросячий визг.
- А теперь, что? Увеличение? – невозбранная искренность научного интереса и - иглы, обтекающие теперь горячей юшкой, внезапно порастают насквозь в разных направлениях, превращая свинку в клубок истыканный спицами.
- Работает! – детская радость никогда не была парадоксальнее, чем в этом шелковом бударе, залитом кровью и переполненном смачными воплями до краев так, что льется из окон. Теперь поросен, многократно проткнутый переливчатым кристаллом, оказался вздернут в воздухе на многих сверкающих, измазанных алым опорах. Маркиз, не поднимаясь с кресла, мягко, подтолкнул его мыском вышитой туфли, и жутковатый клубок дергано покатился по ковру.
- Имя. У меня еще есть символ для исцеления. Я могу и его творчески использовать. Так и зарастет.
- Мейстер, - теряя кровь поросенок понимает, что смерть избавит его от медленного угасания в этой ослепительной агонии, а исцеление в том виде, в котором он есть сейчас, после того, как его, несомненно, выкинут из дворца, обрекает его на недолгую, но мучительную жизнь где-то на помойках Немуса. А он не дотянется из этой позы даже до валяющихся на земле объедков.
- Мейстер над книгами. Мейстер знает, что мессер Сикст приносит ценности.
- Это мы все знаем, - справедливо заключает Его милость. - Катись отсюда.
Двери открываются пригласительно, и спицы-иглы несут вращающийся клубок верещащей плоти прочь из кабинета, заливая кровью мрамор парадных лестниц.
- Восхитительно, - Лерайе возвращает внимание гостю. - Как мне тебя благодарить?

Подпись автора

Вы там не мерзнете на вершинах ваших моральных устоев?