В "Пылающей звезде", любимом на этот временной отрезок притоне графа Фурфура, было шумно.
Стучали кости, но их стук был почти не слышен за громкими выкриками - за соседней стенкой шли кулачные бои. Их, в свою очередь, заглушали звуки женских каблуков, отбивающих ритм вместе с ударами бубенцов. И все это скрывалось за сладострастным пением фривольно одетой особы.
Все старались, как могли.
Графу же было скучно. Пока Мурмур договаривался о ремонте главного зала, Фурфур тоже работал - скучал над пахнущим горькой полынью кубком, ощипывал приторный до невозможности виноград и слушал, полуприкрыв глаза, окружающую какофонию. Тошнотворную до последней ноты.
До последнего, не укрывающегося от его слуха, звука ударяющихся о стол костяшек.
Дурман в кубке ещё не действовал.
Тому, кто проектировал это здание, лишь недавно доставшееся под потребности "Звёзды", следовало бы гореть в аду, только вот, незадача, он уже горел и Фурфур не поленился бы, пожалуй, отыскать бездаря и на пальцах, на ногтях и, возможно, на нескольких лоскутах кожи объяснить основы.
Вместо этого он швырнул в толпу кубок.
Толпа расступилась, словно перед мессией. Облитая полынью певичка испуганно сжалась, посчитав, что стала причиной гнева владыки.
Стало так тихо, как не было в этом притоне с момента его открытия.
- Услышу хоть звук - шкуру спущу, - пообещал Фурфур и лег обратно, рассматривать потолок.
Представление продолжилось молча.
Под кости подстелили ткань. Бои стали похожи на детскую возню.
Танцоры сняли обувь и отложили бубенцы.
Певичка молча открывала и закрывала рот.
Граф вздохнул. Было невероятно, непомерно скучно, а Мурмур все никак не освобождался, чтобы услышать, наконец, что этот притон сегодня же надо снести до основания и построить новый.
Болела голова. Новый полынный дурман в его кубок тоже наливали бесшумно.
И молча.

Подпись автора

у тебя лицо невинной жертвы
и немного есть от палача

Его присутствие очевидно. Его шаги, шелест его одежд, его существование настойчиво слышны в наступившей тишине. Да что там, в этой тишине слышно и как летит муха.
Граф Фурфур не поднимает полуопущенных век и не меняет позы, голова его чуть склонена, словно он вслушивается во что-то, неведомое иному другому слуху.
Пальцы его накрывают бархат так удачно предложенной подушки, а другую он медленно, не зашелестев рукавом, поднимает, чтобы приложить длинный и тонкий, увенчанный золотистым когтем, палец к губам.
Беззвучно.
Конечно, он оценивает не издавшую ни единого вздоха скамью и чуть заметно поднимает уголки губ в улыбке, словно показывая одобрение.
И отнимает палец от губ лишь для того, чтобы поднять руку - сегодня на ней нет ни единого кольца, ни единого браслета, ни единой цепочки, как нет их на шее, на щиколотках, на кончике хвоста, в его ушах.
А потом, в этой почти что глухой тишине, щёлкнуть пальцами, приказывая звукам вернуться.
Какофония звуков рушится на них, словно обвал, словно стена такого редкого в Зимимайе дождя. И кушетка, и скамья, и стол находятся ровно в том алькове, где звук, отражаясь от потолка и стен, набрасывается на слушателя подобно дикому зверю.
Слова, срывающиеся с уст певички долго мечутся под потолком, ища выход. Стук каблуков дробится, словно капли дождя, словно древняя пытка водой. Гомон людей звучит так, будто они стоят совсем рядом.
Со вторым щелчком все стихает. "Звезда" погружается в покой.
- Такой досадный просчет, не правда ли? - спрашивает Фурфур и залпом осушает кубок. - Одна ошибка и место, что призвано стать храмом Диониса становится пыточной камерой. Жаль лишь потраченных на него камней. Такой песчаник уже не добыть.

Подпись автора

у тебя лицо невинной жертвы
и немного есть от палача

Граф садится, движения его теряют плавность, становясь в миг куда более живыми, плотными, не полными изнеженной мягкости, словно он разом бросает валять дурака и изображать избалованного аристократа.
Да и незачем больше - он пришел сюда не за дурманом в кубке, что примиряет его с Адом, и не для того, чтобы пугать демонов и бесов. Он пришел сюда за тем, что уже услышал, за неисправностью, которую следовало бы устранить, той, которую не поправить простой, спланированной уже реорганизацией всего зала.
Пусть он и не знал заранее, что обнаружит, но чувствовал ещё тогда, когда лишь огладил перед уходом лакированный бок дорогой шкатулки с украшениями. Чуял нутром и только утвердился в своем сомнении на этой кушетке.
- Архитекторов, - спрашивает он, кончиком когтя ведя по горловине кубка, извлекая мелодичный звук, - строителей?
Он знает о том, что люди зовут акустикой. О том, что в его время было больше интуицией, чем наукой, потому что наук тогда не было вовсе. Он знает о том, как человечество пытается добиться большего в своих изысканиях.
Но человек перед ним, как ни парадоксально, знает больше. Жалкий, мертвый человек, владеющий тем, что никогда не будет подвластно владыкам доменов... В полной мере.
- Что нам за дело до имен тех, кто ещё жив? - он перенимает у себя кубок, обвивая его ножку хвостом, а потом сцепляет пальцы в замок, с удовольствием устроив на животе, поверх мягкой подушки.
- И ради чего же тогда вы пришли?
Скоро придет Мурмур, он чует это позвоночником, почти предвкушает. Нэтот владыка просто экономит им обоим время.

Подпись автора

у тебя лицо невинной жертвы
и немного есть от палача

Разъезжать на грифоне было занятием приятным - тут куда подеваться, все же любимый питомец - но несколько утомительным. Граф Мурмур, по воле долга пребывающий большую часть времени в разъездах по всей территории Домена, предпочитал проводить время в пути в комфорте, и потому сейчас ехал, подбрасываемый на каждом камне мостовых, которыми был застелен каждый клочок территории Зимимайи, так плотно, чтобы никакая травинка даже не думала пустить свои корни, в украшенной золотом и пурпуром повозке. Множество мягких подушек слегка смягчали тряску, но не настолько, чтобы можно было, например, насладится превосходным вином. Мурмур чуть морщится и думает, что завтра определенно возьмет паланкин. Плевать насколько он тесный, зато можно будет по дороге немного выпить и расслабится, а, может, даже подремать, пока бесы будут нестись во весь опор плавно, едва касаясь земли. И уж точно ему в этих мыслях было совершенно плевать на то, что данный способ передвижения считают больше женским - комфорт превыше всего, или он зря занял место Графа?
К дверям здания он подходит в совсем скверном настроении, прикидывая что можно сделать, чтобы уменьшить тряску в повозках, но так и не додумавшись ни до чего конкретного.
Несмотря на паршивое настроение, Мурмур знает, что как только он увидит коллегу, тучи над головой разойдутся сами собой, и даже мягко улыбается приветствуя его.
- Дражайший друг мой. - Улыбается, кланяется церемониально и вежливо, по забытому пару сотен лет назад этикету, кажется, Франции. - Ты хотел меня видеть.
Он всегда знает когда Фурфур желает его видеть, но потом равнодушный взгляд скользит по тому, кто сейчас рядом с ним и беседует, а после по фигуре его дорогого брата, похожего на вставшую в стойку охотничью собаку, унюхавшую добычу.
- Я смотрю, здесь ведутся деловые разговоры. Представьте нас, уважаемый коллега, прошу вас. - Голос не меняется ни на каплю, когда Мурмур прислоняется плечом к каменной арке алькова, не глядя принимаю в руку бокал с вином, и чуть морщится. - Какой тут ужасный шум.

Подпись автора

Давайте обойдемся без взаимных оскорблений.
Оскорблять буду только я

Человек говорит и сказанное им Фурфур слушает очень внимательно. Он, вопреки привычному поведению, безошибочно умеет отделять зерна от плевел, полезное от бесполезного.
И теперь смотрит неотрывно, представляя те перспективы, что может открыть перед ними этот человек.
Но ещё не представляя, что именно он может предложить.
Фур любит слушать истории людей - истории о битвах и победах, о человеческих трагедиях и о радостях, любит узнавать о том, как сильно все изменилось за какие-то несколько лет, пролетевшие для него словно миг.
- Говорите, - требует он, настаивая на продолжении. Не то чтобы он уже заглотил наживку - этот граф никто не тянул в рот чего-то действительно опасного.
- Но прежде чем услышать, я хочу знать, какой прок от этого вам.

Подпись автора

у тебя лицо невинной жертвы
и немного есть от палача

Знает... Мурмур прищуривается, считывая печать, чуть улыбается. Знает, и несет и Зимимайю - логично, в общем-то, другие домены не будут так заинтересованы в современнейших изобретениях, там за такие вещи не выручить и гроша. С другой стороны, наверняка в тот же Эдем уходят знания о философах и артистах современности, так что ничего необычного - каждый из них собирает то, что пожелает его душа. О верности говорить с чужими игрушками смысла нет - да и какая верность от людей, еще не ставших демонами? Но верность ему и не нужна - только сведения.
- Вам нужно знать обо всех новинках оружейного мира? - Мур улыбается, достает трубку и прикуривает, простой табак, без дурмана. Интересный подход, вот только новинки тоже не стоят того, чтобы их получал кто-то чужой. Но два-три поколения назад... - Могу предложить вам первым знакомится с тем, что будет представлено на ежегодной выставке. Предположим, два месяца форы. Вас устроит?

Подпись автора

Давайте обойдемся без взаимных оскорблений.
Оскорблять буду только я