"... Упадут народы в яму, которую сами же вырыли;
и в сетях, что они же расставили, запутается нога их."
Псалтирь, 9:16"
Отредактировано Gabriel (2024-06-10 11:14:27)
- Подпись автора
Aut inveniam viam aut faciam
Dominion |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Dominion » Летопись Ада » Infixae sunt gentes in fovea, quam fecerunt....
"... Упадут народы в яму, которую сами же вырыли;
и в сетях, что они же расставили, запутается нога их."
Псалтирь, 9:16"
Отредактировано Gabriel (2024-06-10 11:14:27)
Aut inveniam viam aut faciam
... В начале было Слово.
Но, разумеется, этого Слова никто не увидел в Преисподней. Просто в небесной тверди возникла едва различимая точка - настолько маленькая, что её не различил бы и самый сильный демонский телескоп. Будь он даже направлен ровно в эту точку и стой какой-нибудь астроном-демон с двойным хронометром, в ожидании, чтобы не пропустить это явление. Затем точка расширилась и превратилась в луч, не толще волоска - но исходящей от него свет, казалось, мог разрезать атмосферу, как раскаленный нож.
Свет этот пробежал по верхушкам пепельных туч, ища себе путь; снизу, из чертогов Преисподней, могло показаться, что они вспыхнули ярким пламенем. А точка всё расширялась, превращаясь в сверкающее кольцо, с краёв которого сыпались искры. Свет в вышине облаков пытал всё ярче - а потом вдруг разлился огненной рекой, столь яркой, как если бы над Адом разверзлись и засияли вдруг несколько новых солнц.
... Наверху, над расширяющимся порталом в Преисподнюю, Гавриил стоял, опершись на копьё, взирая на ширящийся проём так, как ныряльщик смотрит на водоворот.
Нельзя сказать, что он испытывал страх. Или колебание. Ангелы, слуги божьи, не знают сомнений, когда дело идет об исполнении высшей воли. Вот только воля в этот раз была вовсе не Его. Весь план, от начала до конца, задуман и продвинут, буквально, продавлен был Михаилом; и, сказать правду, дух верный* был не в восторге от этой идеи.
Когда говорят, что Ад и царствие Небесное - противоположны, обычно не учитывают бюрократию. Падшие, по обыкновению своему, присвоили изобретение сего достижения себе,- но, сказать правду, небесная канцелярия не слишком-то отличается от своих вечных оппонентов. Разве что логистика побыстрей, и учет типа "Товар-склад" поэффективней, во всяком случае, так говорят сами ангелы, объясняя это тем, что, дескать, все трудятся ad majorem Dei gloriam** и не стремятся подтибрить с повозки или из прорвавшейся упаковки (доставка есть доставка) где что плохо лежит. Но сие касается общественной жизни - в высших же сферах, особливо в Конклаве, царит обычная для таких заведений атмосфера.
Воистину, не только человек сотворен был по образу и подобию божию, но и все высшие, так называемые демократические правительства копируют, в той или иной степени, демонские и ангельские правительства.
Когда Господь принял решение устраниться от вмешательства в дела миров, как-то так сложилось, что во главе сборища ангелов стал Михаил. Некоторые богословы объясняют это тем, что именно Михаилу в конце времен придется биться с Сатаной, а, стало быть, ему и карты в руки; в Аду сплетничали про взятки и подкуп. Но честнее будет сказать, что никто особливо не рвался брать на себя такую ответственность.
О чём кое-кто впоследствии пожалел.
Разумеется, мнения о правлении Архангела тут же разделились. Одни громко высказывались в поддержку, ссылаясь на то, что единоличная форма правления была заповедана Творцом, иные же вполголоса ворчали, что Господь, конечно, это Господь, но его наместник всего лишь primus inter pares***, и негоже одному из братьев так зазнаваться, с учетом, что его главный подвиг, в общем-то, еще впереди.
Гавриил не поддерживал ни тех, ни других.
Не то чтобы он отмалчивался, отнюдь: при обсуждениях, как и в личных спорах, случалось, что всегдашняя благость братьев испарялась, как лед на горячем песке, и доходило до крепких выражений - в объеме и на языках дозволенных. Но, в итоге, посланник господень придерживался точки зрения "порицаешь - предлагай", а управление Небесным градом было слишком сложным, чтоб притязать вот так сразу сменить главу правительства.
Тем более, что дел у Гавриила, как ангела смерти, а точнее, главу ведомства, ответственного за приём, регистрацию и распределение вознесшихся душ, было в последнее время невпроворот.
Точнее, все началось с обратного. Как-то заглянув в отчет за неделю, поданной обеспокоенным секретарём, "левая рука Господа" заметил, что список прибывших до странности мал. В ответ на вопросительно поднятую бровь бедолага с сокрушенным вздохом поведал, что последнее время поток непорочных, прямым ходом отправлявшихся после судилища к вратам райским, снизился до рекордных значений. "Отрицательный рост",- прокомментировал неутешительную статистику служитель, как видно, бывший изрядным оратором.- "Уверен, в ближайшее время всё наладится".
Но оно не наладилось.
Дальнейшая история, в общем, известна. Падшие, поток Кайроса, совещания, распекания, оправдания, прения богословов и философов,- и вот, на очередном заседании Михаил, нахмурив брови, вместе с ударом красивой ладони по столу уронил неколебимое, как Небесная твердыня, решение.
Переубедить его мог бы разве что прямой приказ самого Творца.
... И вот теперь ангельская рать, блестя и переливаясь, как цепь из чистого золота, выстраивалась над раскрывающимся порталом.
Насколько бы дурные предчувствия, насколько бы недовольство не терзало назначенного главу экспедиции, при виде этих стройных рядов, осененных трепетными крыльями, он не мог сдержать трепета в сердце. Да и кто бы не замер в восхищении? Правда, закаленных воинов былых столетий, плечом к плечу с которыми восемь старших ангелов во время оно отбивали атаки и вершили справедливость во всех мирах, было не столь уж много: в основном вокруг горели восторгом глаза и румянились не ведавшие бритвы щеки новобранцев, возбужденно перешептывавшихся в предвкушении победы и славы.
Божьей, само собой.
Глядя на них, Гавриил вдруг испытал острое сомнение. Столь сильное, что даже оставил группу своих сторонников и направился к "первому среди равных", сверкавшему в отдалении от небесного войска в кругу пышной свиты. Со времени последнего конклава, надо сказать, прошедшего довольно бурно, они с Михаилом обменялись едва ли парой приветствий, а потому даже самому недалекому стало бы ясно, что это затеяно не с целью перекинуться парой слов.
Зам. Владыки тоже понял это и сделал знак кончиком белоснежного крыла; клика его сторонников всколыхнулась сияющей волной, и отступила.
- Ты уверен? Я бы лучше...
- Уверен,- Михаил, которому уже порядком поднадоело повторять своё решение, не дал ему даже закончить вопрос.- И, в любом случае, всё уже началось. Твоё место, как говорится, впереди, на лихом коне.
Это была шутка. Крылатым ангелам коней, вопреки рисункам Доре, не полагалось. Ни крылатых, никаких. Снисходительный взгляд и отеческая улыбка (был бы человеком, можно было бы сказать, что она бесила изрядно) показали, что аудиенция окончена.
Затем местоблюститель широким жестом воздел руки (их число немедленно увеличилось до плюс/минус тысячи) и благословил небесное воинство со столь возвышенным видом, что даже скептикам на мгновение стало стыдно.
Портал у ног ангельской армии словно только и ждал этого. В мгновенье ока он распахнулся и крылатая армия в едином порыве ринулась вниз, навстречу скрытой за алыми тучами и стремительно приближающейся тверди.
*ар-pyx аль-амин - прозвище в исламе
** к вящей славе божией
*** первый среди равных
Aut inveniam viam aut faciam
- Ты приглашаешь меня на войну?
- На мою войну!
- Как романтично!
Осознание беды родилось зудом в кончиках пальцев точно множество струн, тренькая, рвутся на периферии сознания - разрушаются одна за другой сотни и тысячи печатей, любовно наложенных, вплетенных в проклятие мора еще до того, как его избранники покинули землю. Сотни и тысячи. Сотни и тысячи. Зуд поднимется к предплечьям, забирая руки жгучими, раздражающими перчатками, давит виски, отнимая дыхание - за минуты. Гаапа? В потоках Кайроса мчат во дворец вездесущие мухи, но это не нужно – поздно: рушится потолок с Охотничьем зале, и в центр карты бьет сквозь земную твердь такой яркий свет, какого маркиз никогда не увидит ни до, ни после. Этот сияющий столб множится ангельскими легионами в пене кружевных крыл. Боль отступает перед изумлением. Никогда этот зал не знал ничего красивее. Мгновения Его Милость любуется рвущимся с неба потоком света, стенами света, восстающими по окружности адской крышки, придавившей вход в Бездну многими и многим грехами тяжкими. Нельзя позволить этим святым глупцам ее разрушить. У Лерайе нет сейчас сил искать причину. Даже задаться вопросом о ней. Нужен ли святому престолу повод, чтобы сойти в Преисподнюю? Наступит ли тот час Последнего суда, о котором так много судачат?
Поднимается Флегетон. Кто, если не они? С поверхности карты вспархивают в воздух темные легионы, врезаются с светлую орду, мешают день с ночью и распадаются брызгами за пределы. Поднимаются Гаапа, Вавилон, Омора, Зимимайя – не в этом порядке, но уследить маркиз не успевает, завороженный, околдованный и потрясенный раскинутой перед ним картиной. Красота и ужас никогда еще не стояли рядом так близко, чтобы превратиться в одно, в неразрывное продолжение друг друга - в путаницу пернатых и кожистых крыл, укутанных кровью и светом равномерно. Молчит пустующая Корсона. И тишина эта такая жуткая, что в ней теряется все. Тишина возвращает Лерайе в реальность, где битва эта происходит здесь и сейчас высоко над картой, прямо над его головой…
- Вставайте!
Больше он не говорит, чтобы не тратить сил, и не скажет ни слова до конца сражения и еще много позже. Некогда Имхотеп рассказал Лерайе, что египетские жрецы поднимают из песков пустыни полчища живых мертвецов, чтобы обратить их против своих врагов. Сегодня маркизу достаточно думать за эти полчища, чтобы они поднимались из ядовитых туманов Немуса, сгущающихся его волей так круто, что на карте теряется всякое очертание рельефа, точно домен утонул в грязной вате гнилостного шторма.
Такова алхимия моров, что вернувшись к первоначальному проклятью, Лерайе связан тонкой интимной нитью с каждой печатью и может всяким бесом повелевать, как собственной рукой. И оттого кажется, что маркиз стоит неподвижно - каменная статуя самому себе. Матовой тьмой заливает широко распахнутые глаза, когда он смотрит в хитросплетения стреги, сосредоточенный до напряженного абсолюта, лишенный всяких эмоций, торопливо меняющий знаки, и происходящее в его мрачном рассудке можно оценить лишь по тому, как подрагивают пальцы в бесконечности мертворождённых попыток сжаться в кулаки. И по тому, как над ожившей картой поднимается темная стена бесов на юге. На севере полно героев, он продержится еще немного. Юг принадлежит только маркизу. Все его величие, вся его мощь родилась из отчаянного желания ничтожного существа ощутить себя защищенным, не вылизывая ради этого чужие туфли. А оскорбительное вторжение снова роняет на Шамхат тень пережитых и, казалось, давно позабытых ужасов, боли и унижений.
Но не в этот раз и уже никогда больше!
Угрюмые полчища выныривают из густых туманов домена, укрытые бурей. Мерзостные твари, которым нет имен на земле и на небе, несут легионы лучников, а когда те, отстрелявшись, расступаются, ангелам открывается мечная бездна адских порождений, варварски изувеченных пороком так, что в них не осталось ничего человечного.
- Ваша Милость.
Лерайе берет поднесенный лук, не глядя. Все во дворце сейчас замерло вместе с ним, все здесь – Лерайе. Лерайе и есть Немус.
Пением тетивы стрела уходит в пролом в потолке. И маркиз уходит с ней, истончается до света, до древка, до оперения, до сверкающей яростной стали наконечника, уходит кот, придворные, слуги - все, стоявшие рядом с ним в Охотничьей зале. Сквозь толщу земли, ядовитый туман и бесноватый гуляющий шторм, прямо к ослепительному свету, бьющему из пролома в куполе ада. Можно ли здесь заглянуть в рай, хоть одним глазком, чтобы возжелать его?
Стрела выстилается под ноги, раскидывается мостом зачарованной стали, выкидывая придворных демонов на передовую. Все они – эхо его проклятия, многократно усиленного, повторяющегося новорожденного поветрия, которое легко вспомнят погибшие в дни Черной смерти. Только кот остается сегодня пажом мечей, оруженосцем с луком, прикрывающим спину своего сеньора.
В месиве битвы ангельский свет начинает вибрировать сперва незаметно, но скоро все дерганее: кривляясь и заходясь в пароксизме святого Вита. Теряя оружие и рассудок, красоту и стройность рядов, ангелы пускаются в истощающую пляску, круша себя и друг друга, и священная война наполняется греховным самоубийством, братоубийством и гомерической непристойностью тарантизма - муками похоти, прежде им незнакомой - в уродливых, терзающих корчах.
Пляска захлебывается волнами демонов, алчно спешащими вспороть обезумевших, обезглавить, рвать, четвертовать и собирать одичалых пленных. Позже в Немусе еще посмеются над танцующими ангелами, сношающими друг друга тем, чего господь им не дал (балл у маркиза еще никогда не был так хорош!), но сейчас Лерайе, наконец, сжимает кулаки – очень медленно - стремясь уловить момент, когда материя станет энергией. Это так же просто и так же сложно, как уловить миг отделения души от тела - техника знакомая. Напряженно вращает символы внутри проклятия, пока осатаневшая вибрация на разрешается взрывом. Ангелы (лопаются?) взрываются, заливая гнилостное воинство густым лучезарным соком чистого благословения. Фронт идет чередой ярких вспышек.
Ничего из этого маркиз не увидит - за него видят миллионы и миллионы расширенных зрачков, – ему расскажут потом. Глаза Лерайе залиты матово-черным, пока он смотрит в личную бездну.
Отредактировано Leraje (2024-06-08 16:02:48)
Вы там не мерзнете на вершинах ваших моральных устоев?
Вы здесь » Dominion » Летопись Ада » Infixae sunt gentes in fovea, quam fecerunt....