С побережья Средиземного моря в ночь тянуло горьковатой йодистой прохладой и нильским илом. Массивные горбатые стены Александрии поднимались, заслоняя собой ночной горизонт и водную гладь, а когда луна поворачивала к востоку, проходя высокий зенит, рушились на землю густой, непроглядной тенью. По правую руку на острове Фарос горел бессонный маяк, вторая луна Александрии, отсюда заметный лишь как немеркнущая и настырная точка, вторящая сотнями римских костров. Александрия стояла непреступная и гордая в этой осаде, словно запертая сокровищница. Из тех девиц, кто предпочитает смерть бесчестию, говорили у костра. Из тех, кто раздвинет ноги для сильного. Для богатого. Для меча покрепче. Эта шутка никому не надоедала, и горделивый город склоняли до утра, если не играли в кости, не травили боевые байки и не трепались о шлюхах и женах. Лагерь раскинулся полукругом, забрав город жадными объятием, и ожидал прибытия римского флота.
Классический несменяемой квадратный римский паттерн. Лерайе так нравилась эта повторяемость в Галии, в Египте, в Аттике – везде. Одинаковые шатры на четырех столбах. Вечером расставляются, утром снимаются и складываются в обоз. Одинаковые мечи, нагрудники, костры, легионы – идентичные от одного римского профиля к четкому другому, если идти вдоль шеренги. Будущего маркиза всегда завораживало это грандиозное, это безупречное, отлаженное, чистое, как хорошо сработанный механизм. У варваров был свой шарм, но едва ли когда-то такой же холеный. Египетская ночь раскинула над лагерем темный бархат и рассыпала крупный жемчуг, Обрушила на белые палатки тени и апельсиновые переливы бликов, запах гари, пота, гомон сотен разговоров и усталый пыльный смех, засидевшейся армии.
Лерайе отпахнул полог, и влажную кожу вылизала ночная прохлада. Несколько мгновения он стоял на пороге императорской палатки абсолютно обнаженный, смуглый, поджарый, сыто изжаренный южным солнцем и со всей очевидностью приятно утомленный ночью. Аврелиан, конечно, не Цезарь, но правилу «любить, так королеву» будущий_маркиз не изменял никогда. Все остальное попросту невыгодно. Несколько мгновений он рассматривал сидящих у костра солдат, потом накинул пунцовую императорскую тогу, очевидно, похищенную из шатра первой попавшейся под руку тряпкой, и потянулся за кувшином, который передавал по кругу. Люди привычно расступились. Не так много было в войске лекарей, воистину осененных благодатью Асклепия, чтобы поджимать губы, как бы вызывающе этот человек себя не вел.
- Уже решили, что унесете на себе, когда заберете этот город? – смакуя простое солдатское вино, Лерайе отчего-то переживал исключительную гармонию с миром. В Александрию он и впрямь не стремился. Пока римского войска хватало для его экспериментов вполне. Император был бы оскорблен, узнай он, что любовник в любой миг может открыть для его армии вторые военные ворота, но вовсе не спешит это делать.
- Говорят, там улицы выстланы золотом и у девок поперек. Ты вот, Фабр, умеешь поперек? – он хулигански ткнул локтем в ребра, сидевшего рядом угрюмого ветерана.
- Фабр и ровно не умеет, -  отозвался голос по ту сторону костра, получивший поддержку неумолимого веселья, мгновенно вздернувшего Фавра в полный рост.
- Да и я не умею, - примирительно отозвался еще_не_маркиз. – а Петроний, похоже умеет. А друг? Может, то ягнёнок был, а не девка. Ты нам расскажи, чтобы мы не скучали.
Фавр немного просветлел лицом, зато лицом потемнел Петроний под неизменное веселье собравшихся, и теперь они стояли друг против друга над пламенем, а Лерайе предвкушал немного веселья.
- Кротос*! – громко объявил он, тоже поднимаясь в своей непристойно утекающей по бедрам алой тоге. - Ставлю на Фавра 50 сестерций!
Только что уныло зевавшие у костра люди загорелись азартом.
- Кто больше?!

*армрестлинг

Подпись автора

Вы там не мерзнете на вершинах ваших моральных устоев?

- А где сотник Корнилий? – еще_совсем_не_маркиз хулигански обернулся, чтобы поискать взглядом у прочих костров, чьи хозяева тоже заинтересовались состязанием.
- Он не желает внести монеты за своего бойца?
Лерайе редко вступал в противостояния там, где они не стоили этих 50 сестерций. Куда больше его интересовала веселая суета и людской азарт, пьянящий аромат тестостерона в воздухе и хмельное, яростное ощущение жизни. Такое заразительное, что на короткий миг веришь, будто живешь вместо с этими наивными, увлекающимися, истово верящими, с этими идущими на войну, с этими влюбленными хотя бы в тебя, с этими от души скаредными и до смешного коварными. Сладкие моменты настоящего. Все прочее время он пребывал в неизбывном «мета», волей своей нездешности и лишнего опыта оказавшись над толпой в глухом одиночестве стремления к личной цели. А цели свои вот_поэтому_и_маркиз преследовал фанатично. Но еще рано, еще не время.
И таких как он на войне хватало. Многих демоны пребывали сюда за личными душами, не гнушаясь ставить печать еще до смерти. Лерайе тоже не гнушался, вплетать в свой мор обязательную приписку к будущему хозяину. Кто-то из его соплеменников упивался кровавыми жертвам, кто-то чистым и незамаранным страданием над полем боя. Кто-то поддерживал местных божков. Тех же собратьев по преисподней, пожелавших иметь личный культ на земле, как Лерайе снисходил до титула Эскулапа, и впрямь принося чудеса то в один, то в другой храм своего имени, с удовольствием пробуя свои новые проклятья на сотнях и сотнях обнадеженных добровольцев. Он не раз видел яростные поединки своих собратьев над бранным полем, нет ничего увлекательнее, чем домены ведущие слепые армии навстречу друг другу! Но не вмешивался без нужды. И сейчас, обернувшись к центуриону, знал, кто перед ним, но тоже не тропился. Но и не скрывался. Что тебе надо?
- Смотри, сириец, - сотник Корнилий нехотя, подошел к бойцам, теперь вынужденный поставить не меньше центуриона, а то и больше – а человек он был прижимистый, - однажды тебя бросят ко львам!
- Зачем так грубо? – Лерайе одарил скрягу самой лучезарной своей улыбкой. – Тебе ведь весело! Всем весело! А значит, ты должен мне 50 сестерций, что я поставил на твоего солдата!
Корнилий бы непременно замахнулся на чужака, но пунцовая тряпка на его бедрах, плохо драпированная на манер пьяного хитона, напоминала о сдержанности. Лерайе не очень любил менять внешность, однажды для себя созданную из той, к которой он привык при жизни. В каком-то смысле внешность эта была известнее его имени - пока. И со своим шумерским происхождением он слыл то вавилонянином, то египтянином, то сирийцем, а теперь выходцем и мятежной Пальмиры, восстание в которой они сейчас пытались подавить. Очень опасный ход, но иначе неинтересно.
Люди тесно обступили сражающихся, и ночь наполнилась криками азартной поддержки, попеременно ободряющими то Фавра, то Петрония.
- И, - оказавшись теперь спиной к увлеченной толпе и лицом к центуриону, он отхлебнул из кувшина, - что жаждет найти благородный римлянин в языческих списках?
Было в добродушной снисходительности собеседника, в широте жестов и манере бросать вызов без надрыва, что-то завораживающее, умиротворяющее, точно все в этом мире уже давно ему известно. Лерайе всегда нравились такие (не)люди, умеющие попирать землю с равнодушной уверенностью победителя еще до боя. Сам он никогда так не умел.

Подпись автора

Вы там не мерзнете на вершинах ваших моральных устоев?

Всем своим видом выразив полнейшее негодование относительно конфискованного кувшина «Ой, куда-куда-куда?!», Лерайе не выразил его вербально абсолютно ничем, словно этого и не произошло вовсе.
- Господину лекарю так же известно, что Александрию охраняют иблисы и пришлые, зовущие себя богами Нила, и другие великомученики. Так уж бывает в больших городах, которые радостью своего расположения становятся перекрестками торговых путей и ульем самых разных верований. И едва ли кто-то допустит чужие руки к своим сокровищам.
Вопрос, который не оставлял будущего маркиза заключался вот в чем: что заставило прочих демонов, обитавших в Александрии со своей паствой, отдать свои знания в общий котел? Почему всем им проще хранить свои секреты в единственном месте? Есть ли там страж, гений места, особые печати? Именно поэтому он не тропился. Если римское войско заберет город, добраться до тайн библиотеки будет проще. Но может оказаться и поздно, если город утонет в пожаре, или книги успеют вывезти за время осады. А подкрепления с моря все не было видно. Он приценился к центуриону взглядом, бесстыдно осматривая его с головы до ног, точно каким-то образом мог по внешнему виду определить, насколько велик этот демон в своей силе.
- Иногда – я не ставлю под сомнения твою преданность твоему знакомцу, - Лерайе даже не был уверен, что его собеседник говорит о третьем лице, но не искушать не мог, - обретя некое знание, понимаешь, что куда успешнее, талантливее и ярче используешь его на собственное благо.
Улыбка невольно согрела губы и утонула в гуле толпы.
- Петроний! Петроний! – скандировали поддатые, утомленные осадой бойцы, обнимая друг друга и зачем-то взопревшего Петрония.
– Поздравляю, центурион! Выигрыш – и все, что есть у вас предложить? - не будь улыбка и впрямь сердечной, это замечание сошло бы за мелочную едкость. – Или что нынче дают за участие такого рода?
Он забрал свой кувшин и вскинул его над братающейся толпой, точно все это время живейше участвовал в судьбе победы.
- За Петрония и его ягнят!
И когда сторона победителя снова повернулась на голос сирийца в смешанных чувствах, тот уже оказался за спиной центуриона. Однажды его, несомненно, убьют за чувство юмора, но снова не в этот раз.

Подпись автора

Вы там не мерзнете на вершинах ваших моральных устоев?

Делиться своим взглядом на знания Лерайе не спешил, только учел, что собеседник не глуп. Но с демонами это нечасто случается. Глупые живут коротко. Он лишь неспешно калибровал для себя дистанцию знакомства, мысленно помечая галочками пройденные испытания: не наивен, не трус, умеет управлять людьми по-хорошему, а - ! - и не слепой.
С подобострастной вопросительностью восточного купца поймал взгляд центуриона, совершивший оценку товара – с головы до ног: и как тебе? Всегда приятно вновь почувствовать себя на рынке рабов. Это так свежо будоражит в дни, когда попасть туда можно только по собственному капризному желанию. Как пьяное путешествие по притонам Гоморры, подальше от Вавилона, где с тебя рисуют Христа.
Но ему нравится, как незнакомец ладит со своими людьми на тонкой грани панибратства, никогда его не дозволяя переступить ее, не дозволяя даже мысли об этом. Как стая псов прижимает уши, но не скулит униженно, не таит злобы, не скалит тайком клыков. С равными так не знаются, только с хозяином. За такими легко иди по доброй воле. Очень ценное свойство.
- Ай! Ну, зачем так грубо?! – не_маркиз импульсивно дергает руку из хватки и невольно отшатывается, когда тень центуриона заслоняет молочный свет новорожденного месяца. Только глаза у незнакомца блестящие, стальные и взгляд пронзительный, всаживается куда-то под шкуру.
- Скорее второе. Люблю чемпионов.
Гримаска негодования теряется в густой мгле южной ночи, но Лерайе послушно идет следом, больше обеспокоенный тем, чтобы не запутаться в алом хитоне, ничем не подпоясанном и потому очень своенравном на резких движениях, чем вежливостью обращения.
- У каждого свои слабости.
Довольно большие, судьбооразующие слабости, которые еще никогда его не подводили. Но обсуждать они это, конечно, не будут.
Звезды тут и впрямь близкие. Порой кажется, что они рушатся на тебя, как сияющее воинство, и в такие моменты веришь в рай с тихим знобящим содроганием. Но сейчас он смотрит, как это жемчужное марево рисует скульптурные черты центуриона. Красивый ракурс.
- Империя велика, - деликатно отнимает кувшин. – А ты готов сходить в город один? Против всех? В библиотеке есть пара книг, которые мне интересны, но риск велик.
Смакуя кисловатое, солдатское вино, прикидывает, что такого может или умеет этот демон, отчего решение сходить в город даже вдвоем не кажется ему споропалительным.
- Как твое имя?

Подпись автора

Вы там не мерзнете на вершинах ваших моральных устоев?

– Ты решил об мне позаботиться?
За многие жизни он хорошо выучил людей, которым проще выразить себя делами, чем словами. С ними удивительно легко ладить – делами.
Лерайе куда больше нравится смотреть, как незнакомец снимает одежду. Есть что-то завораживающее в скупости четких движений, в заученной ловкости, с которой пальцы отщелкивают фибулу, в равнодушной плавности, утекающего по телу плаща. Тонкая шерсть еще хранит тепло чужих плеч, это неожиданно трогательно. Даже не хочется напоминать, что лекари такого толка едва ли способны подхватить горячку, и Лерайе молчит.
- Я больше не кажусь тебе таким уж отвратительным?
Он знает, каким кажется. Ему столько раз плевали это в лицо, что грех не развлечь публику еще какой-нибудь эпатажной дрянью. Люди даже не осознают, насколько они скучны и однообразны, если время от времени тыкать их спицей.
Едва ли центуриона интересует ранняя египетская медицина. Чтиво очень на любителя. Но говорить о своих целях Лераейе не спешит. А если да? Их поединок в зале библиотеке станет последним. До тех пор им лучше путешествовать вместе.
- Пребывание в имперской палатке имеет массу плюсов, которые сложно переоценить.
Во-первых, оно предохраняет счастливца от радости быть вздернутым на кресте за очередную выходку. А как себе в них отказать в этой лагерной маяте? И совершенно не важно, насколько император хорош в постели, любая профессионалка в Гоморре исполнит лучше. Куда важнее насколько хорош будущий маркиз, потому что именно в этой палатке можно найти все сведения о городе, которые у римлян на сегодня есть. Разведовать планы местной дьявольской знати не имеет особого смыла, они так же непредсказуемы, как их собственные, и все наложенные охранительные чары они увидят на месте. 
- Я помогу тебе пройти туда, куда ты хочешь добраться, а ты будешь должен мне желание. Однажды, может быть, века спустя, я попрошу тебя о чем-то, и ты согласишься, - на протянутой ладони Лерайе вспыхнула печать, намеренная запечатлеть сделку. – А книги я возьму сам.

Подпись автора

Вы там не мерзнете на вершинах ваших моральных устоев?

А ты хорош.
Лерайе с интересом приподнял бровь, но спорить не стал. Он уже был так или иначе связан разного рода обязательствами с разными сущностями. Одним больше, одним меньше… Возможно, он обретет свою окончательную смерть до того, как выплатить хотя бы половину эти х долгов. Если кто-то изобретет окончательную смерть до того, как маркиз обнаружит источник творения. Что интересует лекаря больше, чем тайна рождения? Что интересует дьявола больше, чем чудо творения? Разве уподобиться Создателю не достойная цель?
Он стиснул ладонь подельника, впечатывает горящие грани сигеля в его собственный неповторимый узор, пока эти два лабиринта не совпали сияющими гранями. И тогда на Мурмура рухнула темнота такая яркая, такая ослепительная, что ее можно было счесть неживой, если бы в ней не сновали мириады светлых всполохов, оставляя тончайшие треки. Хаотичное движение частиц уносилось вперед и вверх. Стайками, слово крошечные матовые рыбки в бликующей воде, и одиночно наперекор течению они двигались бесконечно, без остановки. Сейчас голос Лерайе звучал глухо, словно издалека.
- Ты возьмешь от моего хаоса столько, сколько сможешь унести для целей, которым мы дали имя. И когда они будут достигнуты больше не сможешь брать из него. До тех пор используй его с осторожностью и не позволяй ему завладеть тобой. Хаос всегда торопится занять новое пространство, но не всегда его бережет.
Цепкие пальцы теперь не позволяли Мурмуру вырвать руку, если бы увиденное и услышанное было ему неприятно. Зато теперь там, в глубине, гость знает подлинное имя. Оно не названо и не прочитано, но становится частью полученного понимания.
- Сможешь ли ты этой тьмой погасить маяк?
В первую очередь ему нужно понимать, насколько ловко спутник сможет воспользоваться открытым для него колодцем. Во вторую, кто только не ринется разбираться со священным пламенем. Седьмое чудо света, величайшее искусственное строение, освещающее вход в александрийскую гавань, наверняка опутано чарами. На несколько часов город станет в половину чище от инфернальных существ, чем сейчас. А море не будет просматриваться с побережья. И если римский флот рядом, это его шанс войти незамеченным. Беда не в том, чтобы найти книги. Беда в том, чтобы их вынести. Чтобы внести земное знание, может понадобиться ритуал. Чтобы вынести из храма Осириса книгу мертвых, Лерайе пожертвовал писцом, здесь тоже дешево не обойдется. Впрочем, сейчас он сконцентрирован на маяке.

Отредактировано Leraje (2024-06-14 09:57:44)

Подпись автора

Вы там не мерзнете на вершинах ваших моральных устоев?

Он знал свой хаос всегда. Сперва тот проникал в сознание тихим дуновением непознаваемого, вился, как тонкая нить в пальцах пряхи, впутываясь в первые заклинания, а день исчезновения Левиафана распахнулся ужасающим зевом во всю свою бездонную ширь, и Лерайе ужаснулся, более всего опасаясь потерять рассудок. Ему стоило труда закрыть эту дверь и оборачиваться к бездне лишь изредка в силу крайней необходимости. Он очень медленно научился структурировать безудержную энергию в полезное действие, но всегда помнил, что этот океан подмывает берега его разума. А потому отдать часть в управление любому, кто сможет обуздать бездну– огромное облечение. Если бы разум Мурмура не пережил этой встречи… что ж так тому и быть. Но лопатки вмазались в неровности дерева и сверху выдохом плавно закружила листва. Воздух между ними плавился, дрожал, течек тонкими зримыми струями. Это малая цена. Люди вроде центуриона не любят, когда им дают то, чего они не потребовали и не завоевали сами. Но у Лерайе нет времени соблазнять этой слишком долгой историей. Один против всех – он, пожалуй, запальчив. Даже в нынешней связке они должны быть весьма осторожны.
Мурмур не видит, зато лекарь безотрывно, завороженно смотрит над его плечом, как взмах незримого крута отсекает пламя, - залив и берег разом утонули в рухнувшей незрячей мгле.
- Как красиво!
Жаркий свет между их ладонями истончается, пока связующая нить не сделается такой скудной, что глаз уже не в силах поймать ее сияние, но она есть, оставляет их сообщающимися сосудами.
- Ты спешишь жить, - Лерайе смотрит на спутника с теплой улыбкой. - Вряд ли я смогу драться твоим оружием. Вряд ли я, вообще, умею драться.
Конечно, он умеет. У будущего маркиза были тысячи нет, чтобы научиться использовать всякое оружие, которое было в моде в разные времена, но, к примеру, боевые тайны Флегетона для него недоступны, потому что эта школа, как, впрочем, всякая школа фехтования, не только хранит свои секреты, но требует совершенно иного магического мышления.
- А меч умеет. Дай мне время, и я тебя найду.
Теперь, когда они связаны, это не сложно. Поводит плечам, и плащ соскальзывает в руки, чтобы вернуться к хозяину. Если спуститься в лагерь в чужой одежде, по пути не оберешься вопросов. Даже сейчас, когда люди, потихоньку начиная осознавать, что маяк потух, покидают палатки.
- Я бы не ходил в город в римской одежде.
Впрочем, идти им скорее всего не придется. Перелететь эти стены куда проще. Сейчас, пока все, кто мог летать, устремились к погасшему маяку.

В следующий раз они встретились уже вскоре у границы лагеря, где между стеной города и последними палатками лежала каменистая пустошь, грозящая стать пустыней. Лерайе высыпался из темноты, облаченный в длинное, яркое сирийское платье, и скорее походил на купца, чем на воина. Но меч, тем не менее, при нем был. Тоже сирийской работы.
- Пойдем?
В мире беспорядка, вспыхнувшего за стенами и в лагере римлян, он казался удивительно спокойным.

Подпись автора

Вы там не мерзнете на вершинах ваших моральных устоев?

В любви и на войне промедление порой бесценно. Надо позволить пламени разгореться, а панике распространиться. В городском переполохе должны поучаствовать все. В особенности те крылатые твари, что охраняют стену.
- Если флот пришел.
Этого никто не знает, но в конечном счете это чужая война. Лерайе снова ссыпается в темноту, точно ветер перекинул через стену горсть пепла или семян рожкового дерева. Его форма абсолютно не важна, на демоническом плане он виден так же, как был бы виден в любом обличии - как сияющий сигиль. Главное, чтобы не было желающих искать их глазами.
- И не только крылатых, - в голосе Лерайе не читается отношения, потому что совершено неизвестно лучшие это встречи или худшие. – Но с крыш определенно лучший вид.
С крыш вид и впрямь диковинный: по праву руку беснуется факелами римский лагерь, по левую так же факелами рисуются торопливые треки собирающихся к стенам защитников. Гвалт защитников, перекличка и топот нога здесь маячили лишь фоновым шумом. Если кто-то и пытается сейчас зажечь маяк – магией или нет - в той стороне над морем стоит густая тьма. Маяк молчит.
- Что ты с ним сделал?
Всегда любопытно какого толка магию практикует собеседник. Лерайе не нужно оружия, чтобы убивать людей, довольно понимать, как бьется их сердце, наполняются легкие и бежит кровь. С бесами и химерами чуть сложнее, их внутреннее так же противоречиво и своеобразно, как их внешнее. Проще сразу приняться за мозг, каким бы тот ни был и где бы не находился. Демоны же существа материальные лишь по своему желанию и умению. Вне это они слово и воля, как сказано в Писании. Это лишь подтверждает мысль будущего маркиза о небесном происхождении самых древних сил, сотворивших других обителей ада по своему подобию из человеческой глины и ребер. Тут приходится брать чужую магию взаймы.
Путешествие по плоским глиняным крышам у стены, уступает непростому странствию по скатным шапкам зажиточных домов ближе к центру, нарядные колоннады храмов они обходят стороной. Благо, те видно издалека, равно как видно снующих вокруг них демонов.
- Смотри, мистерия!
В открытом амфитеатре люди и впрямь совершают обряд, вызывая местечковых богов, которым сейчас совершенно нет дела до смертных. На этой же линии от царского дворца с воротами солнца Ра высились узнаваемые крыши палестры, мизеума и дальше – библиотеки.
Между иглами Клеопары – тонкими высокими обелисками, украшающими порт, – нежданно рождается молния, слепящая глаза яркая вспышка вспарывает небеса. От пьедесталов поднимаются 4 сфинкса, прежде сторожившие камни. Всего этого отсюда не видно, но колебание тонкого плана ощущается. А потом с моря приходит тьма, бесовская армия накрывает город и надает на крыши. Кого бы извечных владык не потревожили эти люди, он привел легион.
- А вот теперь бежим!
Мало что на свете так же неудобно, как бежать под градом падающих из воздуха мерзостных тварей, мгновенно обретающих человеческий облик. Куда проще прорубать путь.

Подпись автора

Вы там не мерзнете на вершинах ваших моральных устоев?

Пока Лерайе пытается осмыслить природу магии, обозначенную коротким и емким «съел», кнут со свистом режет звездный воздух, и будущий маркиз импульсивно пригибается, вполне отдавая себе отчет, что его не заденет. Но справиться с этой тихой изморозью по хребтине непросто. За спиной Мурмура мир кажется чуть менее опасным местом.
Путешествие и впрямь становится торопливым, а оттого скомканным. Ноги соскальзывают по скатам крыши. Пока та не дрогнет под стопами осевшего на нее бога.
- Осирис… - Лерайе не нужно смотреть дважды, чтобы узнать. Улыбка делается такой обворожительной, точно он встретил давнего, но дорогого друга.
- Тыыы!
Раскатистый рык, но более всего сияние сорванного с перевязи хопеша, обозначает взаимность этого узнавания. Как неудачно-то вышло. С другой стороны, любые долги надо рано иди поздно платить.
- Должен тебе признаться, я не всегда был таким славным и покладистым, как сегодня, - доверительно сообщает спутнику будущий маркиз, когда легион оседает вокруг них тесным кольцом на широкой крыше. И разворачивается спиной к спине Мурмура, оставляя его наедине с разъяренным Осирисом, словно стремительно забыл о его египетском существовании.
Ну, погнали.
- С дороги!
Ударная волна должна была отшвырнуть Мурмура куда-то прочь в темноту под крышами Александрии, но лишь вмазала его в лопатки будущего маркиза рухнувшим сверху штормом. Лерайе стоял так ровно, точно здесь не сквозит, только ветер взбаламутил волосы и полы пестрой одежды.
Меч-серп полыхнул в воздухе, направляя удар поперек грудины Мурмура, чтобы рассечь его надвое и добраться до желанной жертвы. В этот миг лицо Осириса прорезала густая сеть темных кровяных сосудов, из глаз потекло алым.
Бесы, вызванные болью и бешенством своего хозяина, с визгом и хрюканьем ринулись в круг. За спиной уже_почти_графа спел свой путь из ножен немертвый меч, но Лерайе не топился его пачкать. Жирные пульсирующие кишки первого ряда рванулись из треснувших утроб, спутываясь, срастаясь тугой сетью под вой и рев своих все еще хозяев, пока сеть эта не обозначит периметр поединка, с плеском и хлопанием разрастаясь на задние ряды, цепляя тех, кто посмелее и вырвался в воздух. Привязывает их жилами к общей кровоточивой массе, точно бабочек на липких дрожащих лесках. Стремление вырваться из силка здесь фатально. Проклятье пожирает ряды, останавливаясь лишь тогда, когда кто-то из демонов поталантливее делает удачный ход, и Лерайе приходит удерживать этот натиск в разных точках своего разрастающегося омерзительного шедевра.

Отредактировано Leraje (2024-06-16 12:14:13)

Подпись автора

Вы там не мерзнете на вершинах ваших моральных устоев?